Седьмой авианосец - Страница 69

— Еще самолеты! — крикнул впередсмотрящий.

— На радаре девять вспышек, все приближаются, — сообщил Волынский.

— Американцы задумали какую-то пакость, — пробормотал Борис. Теперь самолет оказался в лучах солнца, отчего засверкали крылья, обтекатели, фонарь кабины. Затем Синилов увидел целую вереницу белых самолетов, протянувшуюся до самого горизонта. Он теперь отчетливо слышал рокот допотопных моторов.

— У него бомбы! — крикнул Кузьма.

Молча Борис уставился на самолет. Под крыльями у него имелись предметы цилиндрической формы. Все, кто был на мостике, повернулись вправо. Ведущий самолет, оказавшись примерно в тысяче метров от его судна, снизился еще больше, поднимая воздушной струей от пропеллера фонтаны брызг.

— Идет ниже нашего топа, — возбужденно проговорил Семен Стариков.

С ревом самолет несся прямо на мостик.

— Возьми выше, болван! — крикнул Никишкин, словно надеясь, что чужой летчик послушает его как замполита.

Но самолет вместо этого еще больше снизился, направляясь точно на надстройку. Борис опустил бинокль. Самолет был уже почти над их головами. Капитан схватился за поручни и услышал, как Кузьма Никишкин жалобно прохныкал:

— Не надо…

Внезапно, словно в стробоскопе, Борис увидел тот страшный момент из своего военного прошлого. Давным-давно он уже стал свидетелем чего-то в этом роде. Это было в Маньчжурии, на берегах разлившейся реки Нен. Борис тогда попытался закопаться в грязь, когда его рота была застигнута врасплох на открытой местности и обстреляна дюжиной японских истребителей. Он, как сейчас, видел огромные моторы, сверкавшие на солнце пропеллеры. Машины летели низко, но не так низко, как сейчас…

Из крыльев и обтекателя белого самолета стали вырываться язычки пламени. Кузьма, чуть не сбив с ног капитана, бросился куда-то в сторону с криком:

— Не надо. Ради Бога, не надо.

Но Бог не внял пожеланиям замполита. Мидель корабля прошило очередью, стали раздаваться взрывы, завизжали рикошеты. Из воды поднимались фонтаны брызг выше капитанского мостика. Из радиорубки слышались крики.

Рулевая рубка ходила ходуном от рева самолета. «Нет!» — крикнул Борис, увидев несущийся на него пропеллер, заслонявший ему весь обзор. Затем в левой части рубки что-то взорвалось, грохнуло, отчего Бориса швырнуло к правой переборке. Сталь рвалась, словно бумага. Во все стороны брызнули осколки стекла, обломки металла. Стало страшно жарко, повалил дым, поднялись крики.

Борис судорожно хватал ртом воздух, кашлял от дыма. Ему удалось прогнать черную пелену, стоявшую перед глазами, но крики не утихали. Задняя часть рубки, вся ее левая сторона была уничтожена взрывом. Борис увидел, что весь шкафут в огне. Он ощупал руки. Вроде, целы. Ноги? Их оказалось больше чем положено. Он опустил взгляд и увидел, что на него давит нижняя часть туловища рулевого, обливая его кровью. Немеющими руками капитан сбросил с себя живот и ноги того, кто еще недавно звался Семеном Стариковым, потом смахнул серо-красные кишки со своей куртки и брюк, ухватился за обвисшие перила и встал на ноги.

За тридцать лет, проведенных на флоте, Синилов научился многому. Нужно было поскорее освободиться от кита, подать сигнал бедствия. Но радиорубка была уничтожена.

Борис оглянулся. Рулевая рубка напоминала скотобойню. Все переборки были забрызганы красным. Штурвала не стало, как не стало и того, кто за ним стоял.

Стекла в рубке были разбиты, на зазубренных краях висели куски человеческого мяса. Крики не стихали. Георгий Волынский и Кузьма Никишкин лежали на полу слева, составляя причудливое единое целое, истекающее кровью и с выпущенными внутренностями. Кузьма неловко зашевелился, задергался, его нога лежала на груди Волынского, причем ступня оказалась у самого уха. Кузьма задергался, из него стала хлестать кровь, и он закричал истошным нечеловеческим голосом:

— Боже! Боже!

Борис понял, что самолет нанес удар по надстройке, и результаты оказались поистине ужасными. Помимо радиорубки, была уничтожена труба, а мачта накренилась влево, приняв почти что горизонтальное положение. По шкафуту разливалось огненное бензиновое море. Но китобоец «Калмыково» держался на воде нормально: это означало, что корпус не получил пробоин.

Шатаясь, капитан подобрался к телеграфу, чтобы дать команду в машинное отделение «полный вперед!», но телеграфный аппарат рухнул на палубу от первого же прикосновения. Ругаясь, Синилов выбрался на правое крыло мостика. Посмотрел вниз. Кок и еще двое матросов, вцепившись в бортовой леер, тупо смотрели на бушевавший ад.

— Освободиться от кита! — крикнул им Борис. Они подняли головы, уставились на него, не понимая, чего хочет капитан. — Руби тросы! — крикнул Борис, но его распоряжение утонуло в новом грохоте. К ним приближался еще один самолет. Борис поднял голову, и то, что он увидел, заставило его разинуть рот, а зрачки глаз расширились в ужасе. На корабль один в хвост другому неслось восемь самолетов. Борис, уже сам не зная, что делает, стал грозить небу кулаком и кричать:

— Сволочи! Сволочи! За что? За что?

Первый самолет был уже совсем рядом. Заработали его пушки. Снова взрывы, снова рикошеты, снова фонтаны брызг! Борис словно окаменел на мостике, занеся над головой кулак. Затем на корабль полетели бомбы, а машина с ревом умчалась дальше.

Синилов уже был готов услышать дикий грохот, вой извивающегося в конвульсиях металла. Но вместо этого что-то дважды гулко ухнуло, словно две ручные гранаты, разорвавшиеся в грязи. Кит подпрыгнул вверх и разлетелся вдребезги, обрушив на палубу гору костей, кишок, полупереваренного криля и осколков китового уса. Кок и два матроса исчезли под мерзкой кучей внутренностей. Пожар, накрытый этим своеобразным одеялом, начал угасать. Запахло горящим жиром, а на воде стало расплываться огромное алое пятно.